— Когда все это случилось, он позвонил и сказал, что время пришло.
— Именно так сказал или как-то по-другому?
— Нет, именно так. Слово в слово. Он сам предложил эту фразу в качестве сигнала.
— В качестве пароля.
— Ну да, пароля. Я нашел этот пакет, вскрыл его и прочитал его указания.
— Где пакет и записи?
— Я сжег их. Он так в записке велел.
— А пепел?
— Размял и рассеял. Все, как там было написано.
— А что вам делать дальше, там не было написано?
— Нет.
— Тогда так. Сейчас вы добираетесь домой. Звоните начальнику вашей охраны и говорите, что упустили автомобиль. На милицию он выйдет сам. Только придумайте какое-нибудь более или менее правдоподобное объяснение и заранее осмотрите место действия. Чтобы чего-нибудь не напутать.
Никакой бурной, отличающейся от текущей деятельности не развивайте. Но постарайтесь узнать через ваши каналы, кто конкретно имел отношение к нападению — Безопасность, ГРУ или МВД. И куда делся Шеф.
— А информация?
Я остановился. И вдруг подумал о том, о чем раньше совершенно не задумывался.
— Какая информация?
— Которая была в компьютерах.
— Она останется у меня. Можете считать это моим ноу-хау.
— Но как же так? Я тоже имел к ней некоторое отношение.
— Может быть. Но я вынужден страховаться.
— От кого?
— От всех. В том числе и от вас.
— От меня?!
— Естественно. А вдруг все это — нападение, ваш приезд и наше поспешное бегство — только спектакль? Инсценировка с целью изъять у нас компрометирующий материал? Могу я сделать такое предположение?
— А главный инсценировщик, получается, я?
— А почему бы и нет? Я с вами в одних окопах не сидел. И кто вы такой, на самом деле доподлинно знать не могу. Вас знает Шеф, но он с ваших слов куда-то подевался.
— Но это же смешно. Просто какая-то детская игра в казаки-разбойники. Если бы мне так нужна была эта информация, я бы мог просто навести своих людей на ваш адрес. Зачем мне было приходить самому?
— Затем, чтобы получить информацию, а не пепел. Вы же понимаете, что подобные сведения без надежного присмотра не остаются. Что каждый жесткий диск каждого компьютера сторожит, как цепной пес, самоликвидатор. И мне нужна доля секунды, чтобы привести их в действие. И я бы привел их в действие, если бы увидел на экране охранного видеомонитора кого-то, кроме вас, или не одного только вас.
— И все же вы говорите глупость. Ведь если бы я хотел заполучить эту информацию без вашего согласия, я бы мог это сделать сейчас.
— Не могли бы.
— Почему?
— Потому что ее у меня нет!
— Как нет?!
— А вот так. Я что, недоумок, таскать с собой то, за чем готова охотиться половина руководящего состава страны? Я же говорю, что не исключаю, что случившееся может быть талантливо разыгранной мистификацией.
— Я не верю вам.
Я молча расстегнул и распахнул бывшую при мне сумку. В которой, кроме дна, ничего не было.
— Как видите, пусто. Стерильно пусто.
— А где же диски? — удивленно спросил Александр Анатольевич.
— По дороге обронил. Случайно, — ответил я. — Вот так вот шел, споткнулся и обронил. Сам, может быть, найду. А другие — вряд ли.
— Зачем вам эта информация?
— Затем, чтобы выжить. Физически. Пока она у меня, меня трогать поостерегутся. Как того лесного клопа, что может очень сильно развоняться. И еще затем, что собирал ее я. И значит, принадлежит она мне.
— Вы хотите продолжить дело?
— Я не получал приказа о его завершении.
— Но вы не получали приказа и о его начале.
— Получал.
— От кого?
— От себя. И от своего непосредственного начальника.
— Но его нет.
— Пусть мне продемонстрируют его тело. А лучше пусть покажут его живого и пусть он отменит свой приказ. Тогда я подумаю.
— Вы не сможете обойтись без поддержки со стороны. Хоть даже с моей стороны.
— А вдруг? Может, я хочу попробовать. Может, я по натуре единоличник. Может, я делиться не люблю.
— Вы не единоличник. Вы — безумец. Невозможно в одиночку воевать против системы.
— А я, знаете, предпочитаю другое определение безумства. Безумец — тот, кто торгует своей Родиной, прикрываясь сомнительного свойства рассуждениями на тему, что лучше я, нежели другой. Потому что я менее жадный. Прощайте.
— Когда и как мы с вами встретимся?
— А мы встретимся?
— Я надеюсь.
— Надейтесь. Надежда — это единственное, что нам осталось в этой жизни. Нам и нашей стране. Александр Анатольевич, вы со мной?
Александр Анатольевич только глазами моргал. Он решительно ничего не понимал.
— А что будет, если я останусь?
— Ничего хорошего.
— А если пойду?
— То же самое.
— Тогда я с вами. Между ничем хорошим в одиночку и ничем хорошим в компании я выбираю компанию.
— Ну тогда оставшимся — счастливо оставаться. Большой начальник только обреченно махнул рукой. Я не знаю, правильно ли я поступил, лишаясь последнего своего союзника. Не могу с уверенностью сказать, вел ли он свою игру или она мне только пригрезилась. Наверное, не вел, раз нам позволил уйти живыми. Или вел, раз спросил о том, о чем не должен был спрашивать. А может быть, вел, но какую-то совсем другую, мне совершенно непонятную.
В любом случае рисковать я не мог. Я привык работать только с теми, кому доверял абсолютно. А ему я не доверял. Потому что фамилия его была — Политик. И потому, что заказывал информацию он. А для чего — я не знаю. Может, чтобы шантажировать своих коллег. Может, чтобы с ее помощью сделать очередной виток должностной карьеры. Может, еще для чего.